Воскресенье, 19.05.2024, 19:08 | RSS
CЕМЬЯ и ДЕТИ
Категории
О зачатии и вынашивании детей [2]
О воспитании детей [9]
О воспитании подростков [3]
детские рассказы [4]
Вступление в брак. Супружество. [4]
Здоровье детей [1]
Молитвы [5]
Слайдшоу
Форма входа
Поиск
Друзья сайта
  • Официальный блог
  • Сообщество uCoz
  • Богослужебные указания
  • Инструкции для uCoz
  • Статистика

    Онлайн всего: 1
    Гостей: 1
    Пользователей: 0
    Главная » Статьи » О воспитании детей

    Практическое воспитание детей по учению Святых Отцов Церкви 4ч

    II. СПОСОБ НРАВСТВЕННОГО ОБРАЗОВАНИЯ

    § 71. При нравственном образовании детей воспитатели употребляли средства частью отрицательные, частью положительные.

    а) Средства отрицательные

    § 72. В первом отношении тщательно старались предохранять детей от сближения со всеми предметами и обстоятельствами, которые, будучи соблазнительны или сами по себе, или по отношению к детскому чувству и разумению, могли произвести на детское сердце вредное впечатление и расположение к не христианскому образу мыслей, чувствований и желаний, именно:

    I

    § 73. Со стороны внешних предметов, они удаляли детей от всего, что могло возбудить в них нецеломудренные мысли и движения. Так, во-первых, они ни под каким видом не позволяли присутствовать детям на свадебных пиршествах, общественных зрелищах и играх; скрывали от них соблазнительные сочинения языческих стихотворцев, трагедии, комедии, оперы и другие подобные; предохраняли от знакомства со светскими песнями и сладострастной музыкой. Святые отцы употребляли всю силу слова, чтобы показать вред, происходящий от подобных удовольствий, и охладить к ним начинавших охладевать к благочестию. Укажем между ними на св. Киприана, порицавшего не оторых девиц за их привычку ходить на свадебные пиршества, на которых можно видеть неприличные поступки и слышать непристойные разговоры. Напротив, в пример целомудрия блаженный Иероним указывает на других дев, которые в праздничные дни постоянно находились у себя дома, удалялись от шума и смятения народного и никогда не имели обыкновения являться в такое время в обществе, если не могли сделать этого без опасности для своей чести.

    § 74. Во-вторых, воспитатели удаляли детей от сообщества с лицами другого пола, с людьми зазорного поведения, даже с лицами другого возраста, и вообще с такими людьми, которые или обстоятельствами, в какие поставлены, или образом действий, не свойственных детскому возрасту, или своим поведением и нравами, или одним различием пола и внешними своими качествами могли возмутить тихое и чистое сердце детей и произвести в нем нецеломудренные чувствования и движения. Посему некоторые не позволяли детям и молодым людям ходить без надежного присмотра старших в общественные собрания и к лицам другого пола; не позволяли им находиться на пиршествах посторонних и даже пиршествах своих родителей, чтобы не показывать им той пищи, которая могла бы возбудить в них сластолюбивое и сладострастное желание; не давали не только спать на одном ложе, но и жить в одном доме с молодыми людьми другого пола, дабы слабость и раздражительность юности не вовлекла их в сети диавола; помещали отдельно от людей возрастных, принадлежащих даже к их обществу или семейству, дабы дети не имели дерзновения перед старшими и чрезмерной вольности, но по причине редкого свидания и беседы со старшими хранили к ним уважение, и дабы юные, живя со старшими вместе, прежде времени и без всякой пристойности не усваивали себе того, что старейшие соблюдают для приличия. По силе такого распоряжения, дети должны были сходиться со старшими только для совершения общих дневных молитв, дабы могли через подражание им приобрести навык к сердечному сокрушению. Не позволяли детям мыться в общей бане даже со своими родителями, дабы не ослабить естественного чувства стыдливости и почтения к родителям, «не уменьшить отеческой важности». Равным образом не позволяли в бане, сколько возможно, обнажать неприличных частей тела для сохранения целомудрия и чистоты; наконец, даже в святом храме, во время богослужения, мужчинам и женщинам назначены были отдельные места для молитвы, в предотвращении всякого злоупотребления и соблазна.

    § 75. В-третьих, для обезпечения будущего состояния детей не заготавливали им большого наследства, дабы через то не охладить их ревности к благочестию. «У меня куча детей, — говорили некоторые, — я должен оставить им средства для жизни». Учители Церкви отвечали: «Но для чего же ты делаешь их бедными? Если ты оставляешь им все нужное для жизни, то все вверяешь своему сомнительному и опасному хранению. Но если бы ты оставил им в наследство Бога, то оставил бы им безчисленные сокровища. Ты думаешь о том, как бы сделать своих детей богатыми, а не о том, как бы сделать их благочестивыми. Но когда они станут полагаться на свое имущество, тогда о том только и будут думать, как бы свои пороки прикрыть богатством. Напротив, когда увидят, что им недостает этого утешения, будут стараться прикрыть свою бедность добродетелью. Поэтому не оставляй детям своим никакого богатства, чтобы оставить им добродетель». Вместо того, чтобы собирать богатства для детей, святые отцы советовали родителям лучше раздавать оные бедным, дабы через эту благотворительность приобрести детям как на небесах нетленное сокровище, так и на земле помощь Отца Небесного. «Если ты любишь своих детей всей отеческой любовью, — говорил святой Киприан отцам, — то старайся более о том, чтобы добрыми делами препоручить их Богу. Передай Ему твое имущество, которое бережешь для своих наследников. Пусть Он будет для детей твоих опекуном и надзирателем, и пусть защищает их Своей Божественной властью от обид временных».

    II

    § 76. Со стороны тела, приучали детей, во-первых, к скромности в одежде и других внешних украшениях, дабы, в противном случае, как в них самих не возбудить тщеславия и пристрастия к чувственности, так и другим не подать повода к нечистым мыслям и желаниям. Ибо на богатую одежду и другие искусственные украшения тела христиане смотрели как на такие предметы, которые подают повод к излишеству, роскоши и разврату и вводятся в мир людьми пустыми, празднолюбивыми, женоподобными и расточительными. Видели в ней одну из первых причин, которые воспламеняют в молодых людях плотскую и противозаконную любовь и питают дух высокомерия. Смотрели на наружный блеск как на орудие, которым искусная рука женщины, преобладаемой плотью, привлекает к себе взоры молодых людей, дабы произвести в их сердце безпорядочные движения и вернее заманить в свои сети. Почитали утонченное искусство украшать внешность признаком повреждения естественного вкуса к прекрасному, началом забвения о Боге и делом, не согласным с делами рук Его: поскольку, по их мнению, кто заботится об искусственном украшении своей наружности, тот недоволен творением рук Божиих и, следовательно, этим самым оскорбляет Бога. Вообще излишняя забота об украшении тела, по понятию древних христиан, служит большим препятствием к украшению души христианскими добродетелями. Блаженный Феодорит рассказывает о своей матери, что в юности она как-то повредила у себя глаз; созвали врачей, но их искусство не помогло нисколько; наконец она решила прибегнуть с просьбой об исцелении к одному, жившему близ Антиохии, строгому подвижнику по имени Петр, который славился в то время даром чудотворений. Чтобы в лучшем виде явиться к нему на глаза, она надела на себя все свои уборы: дорогое платье, серьги, жемчуг, цепочки и все, что было у нее щегольского и драгоценного. Но едва только подошла она к нему, как этот суровый и истинно нелицемерный муж, при первом взгляде на нее, обратился к ней со следующими словами: «Скажи мне, дочь моя, если бы какой-нибудь искусный живописец написал картину по всем правилам искусства и выставил ее напоказ всем; но к ней подошел бы неученый пачкун, нашел бы в этом художественном произведении какой-нибудь недостаток и захотел бы его исправить: брови, например, сделал бы несколько продолговатее и щекам дал бы более румянцу (краски); художник (хозяин) картины не рассердился ли бы на то, что его искусство так унижено и неопытная рука сделала на его картине ни к чему негодные изменения. То же самое и теперь я вижу. Ужели мы можем вообразить себе, что Великий Художник мира, Творец нашей природы, несправедливо будет гневаться на вас, если вы непостижимую Его премудрость и совершенство хотите обвинять в неведении и несовершенстве, как будто Он не совсем хорошо понимал дело? Конечно, вы не подводили бы ни красного, ни белого, ни черного цвета, когда бы не заботились прибавлять того или другого своему телу; но вы заботитесь об этом, следовательно, обвиняете Творца своего в безсилии и несовершенстве. Но знайте, что Его могущество согласно с Его волей и, как говорит Давид: «Вся елика восхоте Господь, сотвори» (Пс. 134: 6). У Него все хорошо и ни одному человеку не делал Он ничего худого и вредного. Поэтому не искажайте образа Божия и не прибавляйте к нему, чего не нашла нужным дать безконечная Его премудрость. Не трудитесь выдумывать такую гибельную красоту, которая непорочным людям часто доставляла случай к падению, служа им сетью». Святой муж не сказал ничего более. Но когда он кончил свою речь, эта юная, знатная женщина глубоко была тронута сильными его доводами и все, однако ж, не хотела уйти от него, не получив удовлетворения на свою просьбу. Наконец, святой муж, после усильных с ее стороны молений, положил руку на больной глаз и изобразил знамение креста, после чего болезнь исчезла. Сказав при этом с глубоким смирением: «Все это делает благодать Божия!» — блаженный старец отпустил от себя юную женщину с сугубым уврачеванием: исцелил тело ее от болезни, а душу и сердце от высокомерия и суетности; ибо она после этого вела жизнь смиренную, честную, благочестивую. Благоговея перед образом Божиим, начертанным во внутреннем существе и на теле человека, и потому отвергая все искусственные украшения человеческого тела, христиане находили приличным для себя употребление только такой одежды, которая согласна с двумя главными целями установленного Богом одеяния, именно: с необходимостью и скромностью: «Скромность требует, — говорили святые отцы, — чтобы закрываемы были некоторые неприличные части тела и скрываем был тот стыд, который грехи навлекли на человеческий род. Единственной одеждой человека в раю была невинность, и только грех сшил ему одеяние из листьев смоковницы. Итак, если мы будем помнить, что наша одежда есть не что иное, как напоминание о нашем падении, и если поэтому не будем иметь повода гордиться тем, что составляет единый и единственный покров нашего стыда: то что же после этого будет препятствовать нам быть умеренными и скромными в употреблении одежды?» Что же касается до необходимости, то цель одежды в этом случае та, чтобы содержать тело в надлежащей теплоте и защищать его от суровости воздуха и непогоды. Только соображаясь с этими двумя целями, должны мы устроять свою одежду и не должны заботиться о приобретении одной одежды для ежедневного употребления дома, другой — для блеска и пышности, когда выходим из дому. Довольно, если мы будем достигать и этих двух целей. Блаженный Иероним писал к одной матери касательно одежды для ее дочери: «Смотри, чтобы твоя дочь не привыкла играть золотом и пурпуровой одеждой; это вредит нравам. Не украшай лица ее румянами и притираньями, не стесняй шеи золотыми и жемчужными ожерельями, не обременяй главы драгоценными камнями, не подделывай цвета волос. Пусть она носит такую одежду, которая защищает от холода, а не такую, которая обнажает одетое тело».

    § 77. Во-вторых, ограничивали в детях грубую и неумеренную похоть чрева и приучали к умеренности, воздержанию и простоте в пище и питии. Невоздержность и сластолюбие почитались, с одной стороны, главной причиной расстройства в теле и болезней телесных, с другой — корнем или началом всех телесных страстей, привязывающих человека к земле, наконец, одной из важнейших причин болезней душевных. Поэтому благоразумие воспитателей требовало, во-первых, давать детям пищу легкую, простую, немногосложную, безыскусственную, полезную для тела, а не такую, которая бы нравилась и удовлетворяла прихотливому сластолюбию молодости; во-вторых, давать в такой мере, чтобы, не обременяя чрева, она не препятствовала им упражняться в благочестивых занятиях: «Пифагорейцы, — говорит Ориген, — воздерживались от известных родов пищи только на основании нелепого и баснословного учения о переселении душ, думая, что душа из одного тела переходит в другое, поэтому у них не позволялось убивать и употреблять в пищу животных, дабы не употребить в пищу своих друзей и детей, случайно попавшихся между этими животными. Напротив, цель нашего воздержания только та, чтобы содержать тело в повиновении, побеждать плоть и умерщвлять земные наши члены: блуд, нечистоту, сладострастие, злую похоть и любостяжание (Кол. 3: 5)». Для этой цели у них были особенные, приспособительные к детскому возрасту распоряжения касательно сна и бодрствования, времени, количества и качества пищи детей. некоторые предлагали детям в пищу одни овощи, рыбу и тому подобное, приучая притом есть не досыта, дабы тотчас после стола быть в состоянии читать, молиться и петь. Не позволяли сидеть за общим столом с возрастными и быть на пиршествах своих родственников, чтобы не видать той пищи, которая могла бы возбудить сластолюбивое желание. Не давали пить вина до наступления зрелого возраста, и даже воды вне часов обеда и ужина, дабы привычка часто пить воду не обратилась впоследствии в потребность и привычку пить вино.

    III

    § 78. Враг человеческого спасения всего сильнее действует на человеческую душу изнутри самой души через воображение и сердце. Посему, чтобы не оставить детей без защиты от нападений диавола, и с этой стороны воспитатели предпринимали свои средства против безпорядочных движений сердца и воображения. Кроме поста и удаления от всяких соблазнов, они, во-первых, приучали детей к трудолюбию и преимущественно к упражнению в Слове Божием, дабы деятельностью ума подавить или, по крайней мере, ограничить деятельность воображения. На Слово Божие они смотрели как на самое сильное орудие к отражению врага: «Пусть дадут мне человека свирепого, неистового, исполненного сильных движений сердца, — говорит один учитель Церкви, — я несколькими выражениями из Слова Божия сделаю его кротким и тихим как агнец. Пусть представят мне человека роскошного, сладострастного и развращенного: вы увидите его воздержным, целомудренным и чистым». Сила Божественной мудрости так велика, что если только однажды войдет в сердце человека, то выгонит из него буйство и сумасбродство, в которых начало нечестия и всех пороков. Поэтому-то, между прочим, как мы видели это выше, дети большую часть дня проводили с Библией в руках. Чтобы дети были постоянно внимательны к чтению Слова Божия и могли приобрести навык не быть рассеянными в мыслях, Василий Великий советовал надзиравшим за поведением детей спрашивать их как можно чаще — чем они занимаются, на что обращено их внимание, и таким образом побуждать их быть внимательными к своим занятиям.

    § 79. Во-вторых, в лета развития и зрелости ума юношество было приучаемо к самовниманию и размышлению о себе, и труд этого самовнимания облегчали детям сами воспитатели, раскрывая перед ними те высокие и поразительные истины Божественного учения, перед которыми умолкает все велеречие суетного сердца. Это внимание к себе было не что иное, как размышление каждого о своей природе, о высоком достоинстве человека в ряду безчисленных тварей, о настоящем и прошедшем нравственном своем состоянии, и наконец о будущей своей судьбе, ожидающей его за гробом. «Оставьте нам детей, как скоро они выйдут из рук кормилиц, — говорит свт. Иоанн Златоуст, — мы воспитаем их не бабьими баснями, но будем внушать им, что есть Божественный суд». «Внемли себе, — говорит свт. Василий Великий юношам, — т.е. не тому, что твое и около тебя, но единому самому себе… не гонись за благами плоти, как то: здравием, красотой, сладострастием и долгоденствием; не удивляйся богатству, славе и могуществу, но внимай душе, дабы вниманием к ней отогнать от нее всякую скверну. Разбери себя — кто ты; познай свое естество, т.е. что тело твое смертно, а душа безсмертна и что наша жизнь двоякого рода, одна свойственна телу, а другая сродна душе и есть жизнь безконечная. Поэтому не прилепляйся к благам тленным, как будто бы они были вечны, и не будь невнимателен к вечным, как скоропреходящим. Внемли себе, чтобы можно было тебе познать здравие и болезнь души и употребить способ уврачевания, соразмерный с прегрешением. Если грех велик и жесток, то нужно для тебя и наказание большое: горькие слезы, бдение и непрестанный пост. Если же грех легок и сносен, то и наказание пусть будет равномерное. Внемли себе, не уклоняйся от пути, не совращайся то на правую, то на левую сторону; иди прямым путем, не опускай, по нерадению, настоящего и не услаждайся тем, чего нет и не может быть, думая, будто оно уже в твоих руках.

    В юношах есть такого рода природная болезнь, что они, по легкомыслию, будто уже на самом деле имеют то, чего желают. Во время бездействия и ночного покоя они выстраивают различные химеры и, по непостоянству разума, стремятся ко всему: обещают себе знатное состоянное, знаменитый брак, счастливое многодетство, глубокую старость, всеобщее уважение и пр. Потом, не смогши ни на чем остановить своей надежды, устремляются к тому, что между людьми считается великим, приобретают огромные дома, наполняют их многоразличными сокровищами, присваивают себе столько земли, сколько суета помыслов отделит им от всего земного шара. Заключив суетные блага в житницах, прибавляют к ним стада, множество рабов, военачальства, брани, победы и самое царство. Исчислив все это суетными помышлениями ума, они безумно думают, что уже пресыщаются воображаемыми предметами и видят их у себя под ногами. Эта болезнь — грезить наяву — свойственна душе праздной и нерадивой. Чтобы уврачевать эту слабость ума и надмение помыслов и обуздать непостоянство разума, Писание дает мудрое повеление: внемли себе; не обещай, чего нет, а располагай настоящее к своей пользе. Внемли себе, т.е. обращай око души на самого себя, согласно ли с заповедью ведешь жизнь, не согрешил ли в чем помышлением, не поползнулся ли язык, предварив разум, не сделано ли что руками твоими без твоего произволения; и когда найдешь в житии твоем много прегрешений, говори с мытарем: Боже, милостив буди мне, грешному. Внемли себе — этот глагол принесет тебе пользу в благополучии, как добрый советник и напоминатель о делах человеческих, усладит твое сердце в бедствии, так что ты не впадешь ни в гордость, ни в высокоумие, ни в отчаяние, ни в предосудительную печаль. Если ты величаешься богатством, превозносишься знаменитостью предков, хвалишься отечеством, красотой и почтением от всех, то внемли себе, что ты смертен, что земля и в землю отыдешь. Представь себе тех, которые прежде тебя отличались от других таким же великолепием: где основатели гражданских обществ, где непоборимые витии, где сочинители похвальных слов, где знаменитые владетели коней, полководцы, градоправители, самодержцы? Не все ли пепел? Не все ли баснь? Не в костях ли нескольких вся память жизни их? Приникни к гробам, едва ли можешь различить слугу от господина и бедного от богача!.. Распознай, если можно, невольника с царем, сильного с немощным, благообразного с безобразным. Итак, помня свое естество, никогда не возносись, а ты будешь помнить, если станешь внимать себе… Если будешь внимать себе, то укротишь свой гнев и обуздаешь язык. Если, сверх сего, злые похоти, овладевающие твоей душой подвергают тебя безстыдным страстям: то внемли себе и помни, что настоящая твоя сладость превратится, наконец, в горесть, что нежность тела, происходящая от сладострастия, родит тот ядовитый червь, который вечно будет мучить нас в геенне, и что воспаление плоти будет началом вечного огня».КСодержание повседневных молитв, многократно совершавшихся в различные часы дня и ночи, служит ясным свидетельством, что подобные размышления так же часто наполняли сердца христиан, как часто были совершаемы ими самые молитвы. Поэтому мы нимало не погрешим, если на этом основании скажем, что кроме церкви дети часто слышали подобные беседы от своих воспитателей и сами повторяли их в своем уме при каждом безпорядочном движении своего сердца и воображения.

    § 80. В-третьих, плодом размышления о себе и своей жизни была, как замечено выше, молитва, которая в то же время почиталась самым лучшим и действительнейшим оружием против внутренних обольщений. К этому-то преимущественно оружию и прибегали воспитатели, когда приготовляли детей на брань с мироправителями тьмы века сего, уча, по слову Апостола, всякой молитвой и прошением молиться во всякое время духом, дабы они могли противостоять козням диавольским (Еф. 6: 11-18). Молитва не ограничивалась урочными часами общих молитв, домашних и общественных, но простиралась и на самые часы семейных занятий, на все действия и состояния детей, на каждый шаг воспитателя и воспитанника.

    § 81. Особый род молитвы, который почитался в то же время особым, самым сильным и всегда удобным противодействием наветам воображения, сердца и диавола, составляло пение Давидовых псалмов и вообще гимнов священного содержания. Особенную силу и благотворное влияние над сердцем приписывали этому пению на том основании, что пение вообще сродно нашей природе, составляет потребность ее и потому, направленное по духу христианского благочестия, естественно может быть употреблено в орудие живого и действенного Слова Божия для защищения детской души от нападения духовного врага. «Ничто так не ободряет и не возвышает души, — говорил свт. Иоанн Златоуст воспитателям, — ничто так не освобождает ее от земли, не отрешает от тела, не возбуждает любви к мудрости, не заставляет посмеиваться над всем, что принадлежит к этой жизни, — как пение стихов и Божественных песен, имеющих музыкальный размер (numero compositum). Наша природа столько услаждается стихами и песнями и такое имеет с ними сродство, такое расположение к ним, что даже грудные младенцы от пения их перестают плакать, забывают свою боль и засыпают. Кормилица, чтобы усыпить младенца, обыкновенно прохаживается с ним взад и вперед, напевая какие-нибудь детские стихи и таким образом смежает его вежды».

    Песни обыкновенно поют во время своих работ путешественники, земледельцы, матросы и даже самые женщины для облегчения своих трудов и для рассеяния скуки, «так как душа, слушая стихи и песни, легче переносит труды и скуку. Когда этот род услаждения так сроден и свойствен нашей душе, то чтобы демоны не расстроили доброго порядка, вводя в употребление любострастные и непотребные песни, Бог противопоставил им псалмы, чтобы отселе получаемо было и удовольствие и вместе польза. Светские песни приносят вред и погибель; поскольку то, что есть в них любострастного и нечестивого, проникнув в душу и оставшись в ее изгибах, расслабляет ее и изнеживает. Напротив, духовные псалмы доставят величайшую пользу, великое освящение и побуждение к любомудрию, когда и слова будут очищать душу поющего и Святой Дух посетит ее». Учите детей и жен ваших таким песням! Пусть они поют их, не только за станом и другими рукодельями, но и преимущественно во время стола, поскольку эти Божественные песни суть лучшее врачевство от искушения. Диавол никогда так деятельно не старается завлечь в свои сети, как за столом, то через невоздержность и сластолюбие, то через неумеренное веселье: посему особенно необходимо ограждать себя молитвой и псалмопением прежде, во время и после трапезы, с женой и детьми петь священные гимны Богу.

    б) Средства положительные

    § 82. Оградив таким образом детское сердце от всех внешних и внутренних соблазнов, благочестивые воспитатели в то же время употребляли и те средства, которые прямо служили к насаждению и укоренению в них христианского благочестия. Первым из сих средств, после устного и письменного наставления в правилах христианской деятельности, был пример благочестия, который воспитатели показывали в своей жизни и которому обязывали подражать своих воспитанников. «Помните, — писал блаженный Иероним родителям, — помните, что лучше можно научить дитя примером, нежели словами». Тот учитель самый холодный, который рассуждает только на словах. Ибо это свойственно не учителю, а комедианту (histrionis est) и лицемеру. Потому-то апостолы учили сперва примером жизни, а потом словами. Даже не было нужды в словах, когда они поучали самым делом». Примером учители и воспитатели побуждали детей с ранних лет упражняться в чтении Слова Божия; примером же учили их и исполнять христианские обязанности, изложенные в Слове Божием. Из безчисленного множества подобных примеров укажем на преподобного Ксенофонта. В последние минуты жизни своей он созвал к себе своих детей, приказал им сесть при одре своем и начал поучать их: «Дети мои! Кажется я уже приближаюсь к концу жизни своей; если вы любите меня, исполните мое завещание: во-первых, бойтесь Бога и устраивайте жизнь свою по Его заповедям. Дальнейшие наставления буду говорить вам не от тщеславия, но для утверждения вас в добродетели. Если жизнь мою примете в образец себе, то вам, думаю, не нужен будет другой учитель; ибо домашнее учение, изображенное на словах и в делах, полезнее внешнего учения. Вы знаете, как я жил доселе во всяком благоговении и чистоте своего сердца, как все почитали и любили меня не за высокий сан, но за кротость и благонравие. Ибо я никогда никого ничем не обидел, не укорил, не оклеветал, не позавидовал, не разгневался напрасно, не враждовал ни на кого, но всех любил, со всеми жил в мире; не оставлял Церкви Божией вечером и утром, не презрел ни нищего, ни странного, ни печального, но всякого утешал словом и делом; всегда посещал заключенных в темницах, искупил многих пленных и отпустил их на свободу.

    Положив хранение устам своим, чтобы не сказать чего-либо злого и лукавого, я положил завет и очам своим — не смотреть на чужую красоту и не питать к ней преступного желания. При помощи Божией я не познал другой жены, кроме вашей матери, да и с ней был вместе только до рождения вашего, а после рождения мы совещались пребывать без сообщения, и доселе сохранили себя в телесной чистоте для Господа. Последуйте, дети, жизни родителей, подражайте вере, терпению и кротости нашей; живите так, как мы жили, чтобы угодить Богу, и чтобы Бог умножил вас и даровал вам многолетие. Творите милостыню убогим, защищайте вдов и сирот, посещайте больных и заключенных в темницах, избавляйте обиженных и неправедно осужденных, имейте мир со всеми; друзьям своим будьте верны, а врагам благодетельствуйте, не воздавая зла на зло; ко всем будьте добры, кротки, ласковы, смиренны, храните душевную и телесную чистоту вашу непорочной; и теперь, и после, когда Бог благословит вас супружеством, пусть ложе ваше будет нескверно. Благотворите церквам Божиим и монастырям, почитайте священников и иноков, ибо их ради Бог являет милосердие всему миру; особенно же не забывайте скитающихся Бога ради в пустынях, в горах, в вертепах и пропастях земных, но подавайте им потребное; вдоволь питайте нищих, и не будете иметь недостатка; ибо вам известно, что мой дом никогда не оскудевал от многих трапез, предоставляемых убогим. Молитесь чаще и внимайте поучениям святых. Матери вашей воздавайте достойную честь, никогда не ослушиваясь ее повелений. К рабам будьте милостивы, любя их как свои члены и своих детей, старых выпуская на свободу и до самой смерти выдавая им пищу и все потребное. Но скажу кратко: что делал я в глазах ваших, то и вы делайте и сподобитесь чести и славы святых. Но помните всегда и то, что скоро прейдет мир сей, и слава его ни во что будет. Дети мои, сохраните заповеди Господни и мои; Бог мира да будет с вами!»

    § 83. Этот способ — научать детей благочестию примером — занимал высшее место и был в большем употреблении, нежели наставление словесное, так что пастыри Церкви должны были напоминать воспитателям об обязанности учить детей словом, как видно это из слов блаженного Августина: «Вы должны, — говорил он восприемникам детей, — наставлять их на всякое благое дело, не только примером, но и словами».

    И при наставлении в благочестии слух детей был обращен к учению наставников, а взор к их жизни. Так св. Евфимий с такой точностью подражал жизни учителя своего Акакия, что «показывал в себе ученика не только слов его, но и действий». Таким образом то, что дети слышали из уст своих воспитателей, видели в самой их жизни; что было им преподаваемо устно, то пояснялось для них самым опытом; устное наставление озаряло ум, а жизнь воспитателей действовала на сердца детей.

    § 84. При таком образе воспитания дети во всякое время и в каждом случае назидались в благочестии. Находились ли под кровом отеческого дома, — здесь слышали и видели образец всех добродетелей: непрестанное молитвословие, действия глубокого смирения, презрение мира, умеренность и скромность в одежде и внешних украшениях, воздержание в пище и питии, целомудрие, постоянное упражнение в Слове Божием, справедливость, любовь и благотворительность, и пр. Выходили ли с воспитателями своими на городские площади, — здесь взор их поражался самым назидательным и вместе ужасным зрелищем христианского самоотвержения и любви к Богу: различные роды мучений, которым верные, нередко из числа их родных и знакомых, подвергаемы были за веру во Иисуса Христа, их твердость и непоколебимость среди самых жестоких пыток, наконец, мучительная смерть, пламенно желаемая и с благодарностью принимаемая святыми мучениками, как драгоценный дар неба, как лучшая награда за все земные их подвиги и как прямой путь к вечной жизни, — все это не могло не произвести в душах юных зрителей глубокого и неизгладимого впечатления, благоговения к святой вере, презрения к богам и жизни язычников и желания подражать высоким образцам христианского самоотвержения. Когда же исполненные благоговейным ужасом от подобных зрелищ и другими святыми чувствованиями дети под руководством своих наставников и родителей уединялись от всех волнений мира и соединялись с обществом прочих верных под священным кровом храма Божия: тогда один вид сих храмов конечно помогал детоводителям возвышать детские сердца над суетной земной жизнью, воодушевляя к вечной славе, ожидающей верных последователей Иисуса Христа на небе и к многотрудным подвигам, которые христианин должен совершить на земле для достижения сей славы. В самом храме ожидало юного ученика Христова новое поучительное зрелище: приношения, делаемые верными Господу от труда рук своих во благословение своего дома, пожертвования в пользу несчастных, содержимых Церковью на свое иждивение, продолжительные песнопения и молитвы в различные часы дня, коленопреклонения, падение ниц, крестообразное воздеяние рук к небу, благоговейное безмолвие, внимание к чтению Слова Божия, прерываемое разве плачем и воздыханием, — все это, естественно, должно было возбуждать и питать в его сердце благочестивые расположения и воодушевлять к действиям благочестия. При самом входе в храм — новый урок благочестия. Здесь обыкновенно стояли целые толпы несчастных, согбенных годами, покрытых рубищем, лишенных зрения, изуродованных по всему телу, и всякий благочестивый христианин, входя в святой храм, подвигался состраданием к этим несчастным и, сколько мог, от труда рук своих спешил облегчить их бедственную участь. Таким образом, во всех местах, где христиане большей частью проводили время своей жизни, они видели поучительные примеры благочестия и любви к Богу.

    § 85. Уча христианской жизни своим примером, воспитатели заботились в то же время знакомить своих воспитанников только с такими людьми, которые бы своим примером не разрушали, но утверждали в юной душе то, что положено в ней заботами и примерами воспитателей. «Лучше иметь обращение со стариками испытанной святости, — говорит св. Амвросий юношам. — Как обращение с равными приятнее, так со стариками безопаснее: ибо, за предводительством их жизни, нравы юношей укрощаются и напоеваются росой благочестия. Когда не знающие мест путешествуют обыкновенно с знающими; кольми паче юноши должны вступать на новый путь со старшими, дабы тем менее заблуждали и отступали от истинного пути добродетели. Нет ничего лучше, как иметь стариков наставниками жизни и свидетелями ее».

    § 86. Но при этом воспитатели не давали детям быть только простыми и холодными зрителями, а побуждали властью родительской подражать этим примерам, и своей жизнью повторять то, что видели в жизни других. Упражнение детей в делах благочестия было одним из первых средств к утверждению в них навыка к христианским добродетелям. Дети везде и во всякое время участвовали в благочестивых действиях своих родителей. Совершалась ли домашняя молитва всеми членами семейства, — в ней участвовали и дети во все часы дня и ночи, назначенные для славословия Бога. Собирались ли верующие в храм Божий на общую молитву в известные дни недели и часы дня, — они непременно брали с собой и детей, приобщали их Святых Даров. Не только заставляли участвовать при этом в общих молитвах и славословии, но приучали их петь некоторые молитвы самих по себе, при всеобщем молчании верующих; Церковь в этом случае была истинным училищем всех христианских добродетелей и обязанностей как по отношению к Богу, так и по отношению к ближним; ибо здесь в молитвах своих дети со всем обществом верующих не только славили Бога и воздавали ему должное поклонение, но и молились в то же время о своих ближних, верующих, неверных, и готовящихся вступить в общество верующих, прося им всем у Бога всех лучших благ, даруемых человеку благодатью Божией через веру.

    Вот какими мерами благочестивые воспитатели насаждали в сердцах юных учеников своих христианские расположения!


    Категория: О воспитании детей | Добавил: Asta (03.09.2010)
    Просмотров: 1218