БАРБИ

У Верочки, конечно же, как и у всякой девочки, были куклы. Это были обычные для того времени пупсы, пластмассовые Кати, Наташи и Даши. Отец смастерил для них мебель, там были даже креслица и диванчики, платяной шкаф с плечиками для платьев. Была кукольная посудка, разнообразные чашки-ложки, сковородки и кастрюли, столовые и чайные сервизы. И нужно сказать, что Верочка всегда с большим воодушевлением играла со своими куклами. Она часами могла намывать, пеленать, наряжать, «кормить» их. Мы вместе с дочерью шили кукольные наряды, я или бабушка из остатков пряжи всегда вязали для Верочкиных кукол одежки. Кукольными «тряпичками» были заполнены многочисленные коробки. Вещички постоянно стирались Верочкой, гладились, а некоторая посудка была приближена к реальным размерам, и я не запрещала Верочке варить настоящий суп и жарить настоящую яичницу для кукольного обеда. Этот обед они с Тихоном всегда поедали с большим аппетитом. Вера долго играла в куклы, долго играли в куклы и ее задушевные подруги.

В кукольных играх проигрывалась самая настоящая жизнь: вот «родилась» Нюра (которая «живет» давно в кукольной семье, а не куплена только что) Вера ухаживает за своей новорожденной дочерью и постоянно прибегает ко мне за советом: как пеленать дитя, вот она «плачет» — в чем тут может быть дело, сколько раз кормить. Нюра «росла» не по дням, а по часам, по минутам. К концу часа игры Нюру уже наставляли перед школой, беседовали по поводу неверных подруг, объясняли, почему девочке нехорошо ходить грязнулей, почему девочке нехорошо грубить, как грешно не слушать старших.

Но вот из-за рубежа «к нам» пожаловала Барби. И однажды Вера очень осторожно попросила к очередному дню рождения купить ей эту самую Барби. Перед нами с отцом встала нелегкая задача. Казалось бы, такая мелочь, девчоночья кукла, одна из многих, что тут раздумывать? Однако нас с Василием что-то отталкивало в этой импортной красавице, и дело было даже не в деньгах. И как-то вечером, после Верочкиной просьбы, уложив спать детей, мы с Васей беседовали в своей комнате. Постепенно мы с ним разобрались в том, почему не хотим, чтобы наша девочка играла с Барби.

Вот наша девочка возится со своими Машами и Клашами. Она — их «мать», они — ее «дети». Верочка отождествляет себя с матерью и старается вести себя как мать: заботится, ухаживает, воспитывает. Она учится жить, учится быть хозяйкой, матерью, а когда в игру включался Тихон и Верочка отводила ему роль отца, то — и женой. В хорошем смысле этого слова: внимательной, чуткой — словом, в этой игре воспроизводились наши реальные домашние отношения. Пусть современные психологи и говорят, что бесполые «советские» куклы напрочь убили в девочке будущую женщину, это не так! Целомудрие еще никогда никому не вредило, мы с Василием, как верующие люди, знали это. Наши бесполые Маши и Даши были хорошими целомудренными игрушками, чего нельзя сказать про Барби.

Не из ханжеских соображений мы с мужем не хотели покупать Барби. Знала наша Верочка, что вырастет, изменится, станет похожа на свою двоюродную шестнадцатилетнюю сестру Евгению, у нее будет все точно так же, как у меня и как у любой другой взрослой женщины. Но сейчас... С кем отождествит наша девочка Барби? Со своей дочерью? Но Барби такая «взрослая» кукла, у нее все как «у теть». Она не вписывается в детские представления о возможных материнских чувствах к ней. Она сама «может» быть «матерью» для нашей Верочки. Скорее всего, Барби станет не «дочкой» Веры — это Вера постарается стать Барби. Игра приобретет совсем другой характер.

Разве Барби запеленаешь? Поведешь играть в песочницу? Нет, конечно, нет. Вера поведет Барби на танцы и балы, Барби будет ходить по ресторанам и кафе, искать взрослых отношений, кокетничать. И самое страшное то, что в сознании Верочки произойдет определенный и вовсе не благостный сдвиг: женщина перестанет быть женой и матерью и станет охотницей за мужчинами, за их вниманием, проводящей время праздно и бездумно. Да, иногда девчонки любят играть во всяких там «принцесс» и «королев», наряжаются в бальные платья, ждут принцев. Но они прекрасно понимают, что это сказка, греза, мечта, в реальной жизни не встречается добрых фей и волшебниц. Такие игры в «Золушку» и «Белоснежку» — своего рода разрядка, приятное разнообразие в детских буднях, отдохновение от «дома», «магазина», «больницы». И такие на первый взгляд взрослые игры, мне кажется, не опасны. Иное дело — Барби.

Детская психика такая пластичная! Пройдет всего каких-то пять или меньше лет, и наша девочка будет рыдать горючими слезами оттого, что ее лицо и фигура не соответствуют Барбиным. «Красавица» Барби вживется в сознание девочки, и она вольно или невольно будет стремиться быть похожей на эту куклу. Барби действительно очень взрослая игрушка. Однако как обосновать нашей дочери наш отказ купить ей модную и популярную во всем мире игрушку?

И вот Верочка в очередной раз с надеждой спросила нас с отцом, ждать ли ей новую куклу ко дню рождения. Ее глазки блестели, дыхание прерывалось — как же ей хотелось иметь Барби, как успела она размечтаться о кукле!

И тогда я увела дочь в кукольный уголок, мы присели, взяли по куколке и, наряжая их к очередной «прогулке», потихоньку разговаривали. Я похвалила девочку за то, что все ее «дети» чистенькие и ухоженные, порадовалась тому, как хорошо моя дочь умеет «вести хозяйство». Сказала дочери, что ее куклы действительно похожи на детей: маленькие, беспомощные, несмышленые. Спросила, трудно ли Верочке справляться со своими «младенцами».

Дочь быстренько включилась в игру и ответила: «Ну что ты, мама! Они такие послушные, понятливые, мне с ними ничуть не хлопотно! Вот Таисия, например...» И начался долгий оживленный рассказ о «проделках» кукол. Я внимательно слушала щебетание дочки, время от времени что-то уточняя или чему-то удивляясь. А потом спросила: «Вот видишь, какие разные у твоих детей характеры. А как ты думаешь, какой будет Барби?» Дочь умолкла и задумалась. Время шло, пауза затягивалась, а ответа все никак не находилось. В конце концов, Верочка несколько расстроено и растерянно ответила, что не знает, какой будет Барби.

Я, конечно же, воспользовалась замешательством дочери. Сказала ей, что Барби такая взрослая, что все кукольные игры — не для нее. Не подойдет Барби «школа», «магазин», да и любимая девчоночья игра в «дом» тоже Барби не очень-то подходит. Она — другая. Барби — не ребенок. Ей нужны будут другие игры. Например, «в дискотеку», «в ресторан» или во что-либо подобное. Для игры в «Золушку» или «Белоснежку» Барби, конечно же, подходит. Но эта игра будет как сказка в сказке. Барби такая довольная, счастливая и беззаботная, что очень трудно представить ее с тряпками, шваброй, у плиты, как сказочную сиротку Золушку или хлопотунью Белоснежку Барби даже не как мама, потому что она — лентяйка.

«Да и потом, посмотри, — предложила я дочери, — ведь Барби стыдно будет раздевать и переодевать. Она без одежды — как голая женщина, у нее все как и у живой женщины. А если Тихон увидит? Ты ведь уже большая и должна понимать, что некоторые вещи — неблагочестивы. Представь себе, что у Тихона была бы, допустим, кукла-мужчина, какой-нибудь солдат, и у него, у этой игрушки, были бы такие же «подробности», как и у настоящего мальчика или мужчины. Как ты считаешь, это нормально?» Верочка опустила глаза, и отрицательно покачала головой. «Вот видишь, есть, оказывается, игрушки, которые бывают не совсем полезными. Никто не продает детям игрушечного оружия с настоящими пулями, остро отточенных сабель, потому что они могут нанести вред здоровью или даже самой жизни. Но это телесное нездоровье. А что же душа? Душа-то важнee. А безобидная на первый взгляд красавица Барби — игрушка душевредная. Она приучает девочку быть такой же, как и она сама; бесстыдной, беззастенчивой, ленивой.

Да, в человеческом теле нет ничего постыдного. Но это не говорит о том, что хорошо ходить без одежды. Ведь мы по своему братолюбию не должны поступать так, чтобы претыкался наш брат, чтобы соблазнился о нас наш близкий. И поэтому мы прикрываем свою наготу, потому что не каждый способен воспринять человеческое тело в чистоте помыслов. А Барби, наоборот, зачем-то раздевается и предстает в своем натуральном, неприкрытом виде. Разве же это хорошо?

Знаешь, я тут как-то в магазине случайно услышала, как две мамы сетовали на то, что их сыновья тайком разглядывают Барби своих сестер, хихикают, стали подглядывать за сестрами, относятся к ним с пошлым интересом. Раньше они относились к сестрам как дети к детям, а теперь — как мужчины к женщинам. Эти маленькие детки вдруг открыли в себе и в сестрах, что они разные. И эта разница — стыдная в их представлении, грязная, греховная.

А, кроме того, игрой в «Барби» нарушается Божие повеление женщине быть помощницей своему мужу, хранить целомудрие, заботиться о ближних, детях, родителях, о муже. Ведь красота даже игрушечной Барби — дело хлопотное, многотрудное. Чтобы так выглядеть, нужно забыть обо всем и заниматься только собой, своей внешностью. А как же близкие? Пусть живут как хотят, это их проблемы — так что ли? Ты по-прежнему хочешь такую куклу?

К тому же, помнишь, мы как-то с тобой уже говорили, что есть такие картинки и фотографии женщин (да и мужчин), которые рассматривать и производить грешно, поскольку они возбуждают греховные мысли? А ведь Барби по сути своей — греховное изваяние. И ты должна будешь на исповеди всякий раз говорить, что рассматривала вещь, побуждающую к греховным помыслам и прикасалась к ней».

Не могу сказать, что Вера рассталась с мыслями о Барби моментально и без сожаления. Оно и понятно, ведь почти все дворовые девочки уже упросили пап и мам купить им Барби и возились только с ними. Но мы с родственниками в складчину купили Вере большого пупса из мягкого пластика, он был почти как настоящий младенец. И нужно сказать, что новый Данилка навсегда вытеснил собой Барби и даже сделался предметом жгучей зависти дворовых владелиц Барби.

Наш батюшка полностью поддержал наше с мужем решение не покупать девочке Барби и согласился с нашими доводами против этой игрушки, давал нам очень полезные совнеты, касающиеся того, как и что сказать нашей дочери.

ОТКРЫТКИ, НАКЛЕЙКИ, МОДА

Верочка росла, она вступила уже в ту пору, когда еще чуть-чуть — и она уже девушка, сложный возраст. Перестроечный. Тело уже как-то заявляет о себе, а сознание совсем детское. Вот и начинаются кульбиты.

Вдруг ослабевает семейный иммунитет против всеобщих веяний, дети становятся подвержены всевозможным подростковым «эпидемиям» собирательства, фанатизма, тряпичества. Даже легкий намек на несерьезность и духовную пустоту нового увлечения вызывает бурю протестов и яростное противление родительским советам. У нас с Верочкой все прошло несколько мягче, практически безболезненно, но стороной не обошло.

Как-то я заметила у дочери новую коробочку. Я никогда не проводила «обысков» в ее столе, не обшаривала портфели и карманы. Но Верочка так носилась со своим секретом, что вскоре все обратили внимание на поведение дочери, внучки, сестры. Заветная коробочка спешно пряталась, если кто-то входил в комнату Веры, девочка постоянно прятала и перепрятывала свое «сокровище». Тихон сердито сопел. Василий едва сдерживал раздражение, у меня «чесался» язык от желания спросить дочь о предмете ее столь горячего попечения. Но мы вытерпели. А вскоре представился случай выяснить, что же таит в своих недрах злосчастная коробочка.

Однажды эта коробочка выпала из портфеля дочери, и все ее свое содержимое рассыпалось по полу. Дома, к счастью, была только я одна. Вера бросилась подбирать с пола разноцветные бумажки. Они оказались наклейками, вкладышами из упаковок с жевательными резинками. Я стала помогать дочке подбирать цветные бумажки. Мы разговорились. И выяснилось, что Вера буквально ищет и поднимает с земли брошенные кем-то вкладыши, поскольку мы старались не покупать жвачек, а если и покупали, то очень редко: от них больше вреда, нежели пользы.

Вера обшаривала кусты и тротуары. Как побирушка, как больная. Она понимала, что поступает глупо и ненормально, но это прицепилось к ней, как какая-то зараза. Девочки, ее подруги, часами рассматривали свои сокровища (вкладыши), коллекционирование которых стало настоящим бумом сезона, они обменивались ими, ссорились, завидовали друг другу. Словом, обычные бумажки стали предметом всех их устремлений. Вера сказала, что и ее классе среди девочек принято что-то коллекционировать: календарики, открытки, конфетные фантики, пробки из-под газировки, этикетки с бутылок — в общем, всякую мишуру. Моя дочь краснела и плакала, она находилась на перепутье. С одной стороны, она понимала, что ведет себя глупо и недостойно, но ей так хотелось иметь подруг среди одноклассниц и общую тему для общения с ними. Она и коробочку-то свою прятала и перепрятывала из обоснованного опасения, что дома ее не поймут или отругают.

Но я не стала ругать девочку. Мне было так жаль глупышку, и я чувствовала, как важно ей сейчас общение с подругами, а в то же самое время и мы все ей очень нужны, нужно наше понимание. Вскоре домой должны были вернуться наши мужчины, поэтому мы с дочкой пошли прогуляться в скверик, взяли и злосчастную коробочку. Я попросила Верочку показать мне картинки, а сама наблюдала, действительно ли ей интересно коллекционировать вкладыши, или это просто «дань» всеобщему увлечению. Моя дочка протягивала мне вкладыши, причем делала это так быстро, сопровождая показ минимумом комментариев: «Это Рокси, Кокси, Попей (что-то такое), это Том, Джерри, Барби...», что ее поведение прямо говорило о действительном равнодушии к картинкам, картинки не были ей дороги.

Мы долго проговорили с дочкой в тот памятный вечер. Разговор коснулся многого: нелепой страсти, глупого подражания, лицемерия, двойной жизни. Я не отчитывала Веру, я помню до сих пор, как я сама всеми мыслимыми и немыслимыми способами добывала фотографии популярных киноартистов, увлечение которыми считалось модным во времена моей юности. Да, многие мои сверстники помнят повальное увлечение кем-либо из актеров, певцов, поэтов. И я, желая не отставать от подруг, буквально «помешалась» на стремлении иметь открытки, газетные и журнальные вырезки. Слава Богу, была жива моя бабушка, она тогда удержала и отрезвила меня. Бабушка объяснила мне, насколько бывает губительным для человеческой души приверженность к чему-либо земному, преходящему, неистинному.

Да ладно бы, если бы Верочка восхищалась действительными историческими и культурными ценностями, что, впрочем, также допустимо в разумных пределах Но это глупейшее следование собирательству.. Что же делать? На каком уровне общаться с подругами?

И тогда я предложила дочери иной выход: не опускаться до уровня подруг, а попытаться их поднять на более высокую ступеньку. И здесь нам очень помог храм. В наш приход приходила молиться молодая инокиня. Под ее началом было несколько девочек-сироток. Сестра Аннушка терпеливо обучала своих неспокойных подопечных вышиванию шелком, золотом, бисероплетению. После воскресной литургии мы с Верочкой долго беседовали с нашим батюшкой. И батюшка посоветовал Вере: не научиться ли и ей плести из бисера разные красивые мелочи. Верочка обрадовалась предложению и вскоре стала ходить на занятия к сестре Анне. Там, кстати, нашлись для нее и настоящие подруги, с ними Вера близка и сейчас. Одноклассницы (хоть и не все) вскоре тоже захотели научиться плести из бисера браслетики, подвески, панно. Девочки стали приходить к нам домой, часами сидели и плели, плели, плели... И в очередном разговоре со мной дочь порадовалась тому, что жвачечные этикетки уже не пользуются таким огромным интересом, как прежде. А коробочку — хранительницу Вериных «сокровищ» мы с ней выбросили в тот же самый памятный вечер.

«ФИРМА»

У наших детей были все необходимые для, них вещи, не было недостатка и в одежде. Что-то мы покупали в магазинах и на рынках, что-то продолжали шить сами. Шили мы со свекровью хорошо, лекала для выкроек подбирали современные, одежда детей не была «старомодной». Одевались наши ребята со вкусом, ближе к классическому или спортивному стилю, но скромно. Не блекло, не серо, но и не крича о себе при помощи вызывающих нарядов.

Но вот однажды моя дочь пришла из школы, «надувшись как мышь на крупу». Ушла в свою комнату, и было слышно, как она там обливается слезами. Я не мешала ей выплакаться и, услышав, что рыдания стихчи, попросила разрешения войти. Осторожно стала выяснять, в чем дело, что случилось. Верочка рассказала, что вот уже несколько месяцев в школе происходит повальное хвастовство «фирменными» вещами. Есть девочки, которых все уважают только за то, что их одежда куплена в дорогих магазинах, их вещи произведены известными фирмами. Если же у кого-то на вещи не оказывается «нужной» бирки, то к такой девочке пропадает всякий интерес, над ней подшучивают, ее даже презирают. Будь вещь трижды оригинальной и безупречно сшитой, но без бирки, без торговой марки фирмы она не «стоила» и гроша. Впрочем, как и владелица такой вещи.

Если кто-то приходил в класс в обнове, то на первой же переменке «жертву» моды приглашали в туалетную комнату, и новая вещь ощупывалась, рассматривалась, едва ли на зуб не пробовалась — выясняли, подделка или «фирма». И вот уже несколько раз обновы моей девочки становилась объектом подобных исследований. Да, вещи нравились и Вере, и ее подругам, но на них отсутствовал сакраментальный ярлык: «Я как будто бы виновата в том, что одета не в «фирму». А Кристина сегодня вообще сказала, что весь шик наших «самоделок» только кричит о нашей бедности. Представляешь, мамочка, мне так было обидно за нас, за тебя, за меня, за бабу Дусю и папу и даже за Тишу! Я не знаю, как мне себя вести. Ведь мои вещи ничуть не хуже, а иногда намного лучше, чем «фирменные», но меня за это презирают... Так больно!» — из Верочкиных глаз снова готовы были политься слезки.

Мы опять долго беседовали с дочерью. И предлагала ей не обращать внимания на домогательства новоявленных модниц. Однако прекрасно понимала, что быть абсолютно равнодушной к их глупым и действительно болезненным выпадам непросто, не всякий взрослый подчас способен достойно противостоять обидчикам такого рода. Дело было не и том, что моя девочка страдала от отсутствия "фирменных" вещей — она просто просила меня совета, как ей себя вести, что отвечать, искала успокоения.

Тогда я сказала моей девочке, что во все времена самой дорогой и высокоценимой во всем мире моды считались одежда и вещи ручной работы, выполненные зачастую в единственном экземпляре. Что на самом-то деле зарубежные поставщики модной продукции просто-напросто пользуются ситуацией в нашей не оправившейся еще от экономических потрясений стране. Ведь даже то, что продается в дорогих магазинах, практически ничего не стоит в стране-производителе — это импортная штамповка, тамошний «ширпотреб». По-настоящему дорогие вещи стоят таких огромных денег, что купить их оказываются в состоянии только самые обеспеченные люди в мире. И эти дорогие вещи сшиты вручную, в единственном экземпляре. «Если ты мне не веришь, то давай сходим на Арбат и приценимся к вязаным вручную скатертям, салфеткам, платьям — увидишь и удивишься, насколько дорого это стоит и каким спросом пользуется среди заезжих туристов. А ваши девочки на самом-то деле ничего в стосящих вещах не понимают — они, как сороки, падки на все шуршащее и блестящее».

«Это я говорю тебе для того, чтобы тебе было чем парировать нападки подруг. А для тебя самой, я полагаю, не нужно объяснять, что вещи существуют для человека, а не человек — для вещей. Жить, ориентируясь на вещи и моду -душевредно и грешно, глупо и пусто, У тебя есть чем прикрыть наготу, и одежда твоя — не «из последних», хоть и не «фирма». Все твои платья и костюмчики чистенькие, аккуратные, они сшиты по фигуре и росту (согласись, что для нас с бабушкой совсем не просто постоянно что-то изобретать, ведь вы с братом растете быстро), ткани хорошие, красивые, твоя одежда тебе к лицу. А самое главное — ты не зависишь от своих вещей. Ты добрая и хорошая девочка как платье, так и в юбке с блузкой. А погоня за фирмой» — большое преткновение. Душа-то наша пред Богом всегда нага, если не стяжала себе одежд чистоты, целомудрия, смирения, добродетельности. Когда же печься о душе и добродетелях, если постоянно только и думать о вещах и стремиться поспеть за мирскими увлечениями? Помнишь, как мы молимся по утрам: "...внезапу Судия приидет и коегождо деяния обнажаться"?" — так закончила я свой монолог.

Еще я предложила дочери самой заняться кройкой и шитьем, самой придумывать себе одежду. Девочка с радостью согласилась. Она и раньше помогала мне и свекрови при шитье: обводила мелком выкройки, аккуратно вырезала из ткани детали, утюжила швы. Вскоре она примеряла первую сшитую собственными руками юбку и была так горда результатами своего труда. Юбка и в самом деле получилась красивая, Верочка сшила ее старательно и аккуратно, ни ниточки нигде не торчало.

Дочь как-то воспряла духом. Она вскоре сообщила мне (конечно же, «по большому секрету» — как же любят девочки эти секреты!), что ответила досужей Кристине: «Я — не вешалка для одежды и не манекен. Это они без одежды никто и ничто. Я человек, и даже если меня нарядить в мешок, то найдутся люди, которым будет безразлично, во что я одета, им интересно и приятно будет общаться и дружить со мной. А что будет с тобой, если ты вдруг лишишься возможности одеваться из дорогих магазинов?» Единственное, что я всегда настоятельно советовала дочери, — так это не заноситься перед подругами и не считать себя выше и лучше их оттого, что мы причастны ко Христу и имеем возможность спасаться. Это не наша добродетель, это милость Божия к нам.

Однако разговор о моде не был последним в нашей с дочерью жизни. Когда она стала подрастать и впервые почувствовала себя не маленькой девочкой, но молодой девушкой, когда ее организм начал перестраиваться и функционировать подобно женскому, разговоры о моде и одежде вновь неоднократно обсуждались нами. Слава Богу за то, что моя Верочка всегда могла положиться на мое понимание и советы, она видела во мне взрослого доброго друга, старшую сестру, которая никогда не обидит и не предаст, сумеет утешить и помочь. Верочка часто шептала в молитвах: «Спасибо Тебе, Христе Боже наш, за маму, которая меня понимает!» Дочь удивлялась тому, что в семьях ее подруг возникает противостояние между дочерью и матерью, и недоумевала: зачем враждовать, ведь они мать и дочь.

Вот и в то нелегкое для Веры время, как-то она пришла ко мне и осторожно попросила, нельзя ли ей будет следующую юбку сшить укороченной. Насколько укороченной? Оказалось, что очень укороченной, едва прикрывающей естественные выпуклости ниже спины. Дочь тут же начала объяснять, что сейчас «так модно, так все носят», что ее «даже дразнят монашкой». Меня, конечно же, возмутили все эти доводы в пользу мини. Но я сдержала свое возмущение. Мы спокойно и методично перебрали все дочерины наряды. Подолы ее платьев не волочились по земле, длина юбок была или до колен, или чуть-чуть выше коленей, или чуть-чуть ниже. Но дочь недовольно морщилась, глядя нa свои юбочки и платьица.

Я принесла ей ножницы и предложила отрезать столько, сколько она сочтет нужным, сама же вышла из комнаты. Вера смутилась, она, вероятнее всего, предполагала мое участие в этом деле. Но я своим видом показала ей, что не намерена участвовать в своеобразном стриптизе. Вера пришла и поинтересовалась, не помогу ли я ей. Я отказалась. И объяснила причину своего отказа.

Я напомнила дочери, как шила ей карнавальные костюмы: «Помнишь, — сказала я Верочке, — какие у тебя были костюмчики к Новому году? Помнишь, как ты была Горошинкой и весело прыгала в своем зеленом платьице-бочонке? А помнишь, еще год назад ты была Царевной Лебедью и величаво вышагивала, одетая в пенку из белых кружев и кисеи? А помнишь, как я сшила тебе костюмчик Маленькой разбойницы из сказки про Снежную королеву, и ты всех

задирала, шкодила и шутила? Почему я тебе об этом напоминаю именно сейчас? Да потому, что человеческую одежду часто называют костюмом. Что на себя наденет человек, так он себя и ведет. Не зря ведь придуманы вечерние туалеты для театров, рабочая одежда, домашние халаты, деловые костюмы. Неприлично, например, ходить на работу в вечернем платье, а в театр — в джинсах. И дело не только во вкусе или в безвкусице. Человек ведет себя в зависимости от того, во что он одет.

Да, конечно, провожают «по уму», но встречают-то «по одежке». Одежда говорит о многом:

О том, например, насколько человек внутренне аккуратен, собран, целомудрен, воспитан, наконец. Внутреннее состояние души диктует человеку и внешнюю манеру поведения. Вот, например, сестра Анна, даже оказавшись не монахиней (она еще не приняла постриг), даже очутившись в миру, ни за что не стала бы носить мини-юбок и декольте. Это неблагочестиво, это соблазняет. Это бесстыдно и блудно наконец.

Иное дело, когда совершенно нечего больше надеть — бывает, к сожалению, и такое. Но добровольно соглашаться и стремиться себя оголить... Согласиться и желать выглядеть как девушки известной «профессии»... Мыслимое ли дело? Как ты не поймешь, что в сознании людей веками закладывались и формировались представления о стыдливости и скромности женщины. Женщина, намеренно оголяющая свое тело, никогда не будет восприниматься мужчиной (да и другой женщиной) как скромная и целомудренная. Она выставляет свое тело на всеобщее обозрение и не стесняется этого. Значит, внутренняя планка ее стыдливости опущена, она может позволить себе любую другую вольность. Ты можешь разбиться в лепешку, доказывая, что ты «не такая» — тебе никто не поверит.

Твое же благочестивое поведение при короткой юбке и голых груди и плечах будет выглядеть как ломание, набивание себе цены, как кокетство, как немой призыв добиться твоей благосклонности (сама знаешь, какой) во что бы то ни стало. Ты хочешь этого? Действительно хочешь?

Ты уже такая большая стала, уже девушка. Мальчишки на тебя уже засматриваются, наверное. Скоро записочки полетят: «Верочка, ты мне так нравишься, давай встречаться!» А где уверенность, что мальчику понравится твое доброе сердце, светлая головка, твоя душа? Как ты разгадаешь, не польстился ли он на твои длинные стройные голые ноги? Ведь он тоже растет, становится взрослым мужчиной, он впервые сталкивается с новыми ощущениями себя. И ему, точно так же как и тебе, трудно бывает разобраться, а чего же больше в его чувствах — плотских желаний или душевного расположения. Глупые вы, девчонки, гонитесь за откровенной неприкрытостью, а потом страдаете и поете слезные песни о «коварном предателе». Да сами же и виноваты. Ты свои ноги показала до сих пор, а кто-то — еще выше, а кто-то вообще разделся. Думаешь, мальчишкам просто видеть вас полуобнаженными? Как же вы не бережете ни себя, ни других.

Мы же постоянно читаем Евангелие, и я удивляюсь тебе: ты каждое воскресенье подходишь к исповеди и приступаешь к Причастию, ты — верующий человек (по крайней мере, ты так говоришь), но как ты сумела забыть неоднократно прочитанное в Евангелии, должно прийти соблазнам, но горе тому человек, через кого приходит соблазн.

Не безобидны крашеные ногти, распущенные волосы, яркая косметика, откровенная одежда. Помнишь, мы смотрели фильм перед Рождеством о Господе? Помнишь Марию Магдалину? Как и чем она отличалась от остальных еврейских женщин? Помнишь ее раскраску, яркую одежду, непокрытую голову и распущенные волосы, браслеты и мониста, до того как она встретила Господа? Помнишь наряд танцующей Саломеи? Сразу было ясно, что эти женщины — соблазнительницы, блудницы. Во все времена, если женщина наряжалась подобным образом, всем сразу становилось ясно, кто она и чем занимается.

Да, конечно, сейчас время другое, жизнь другая. А чем она другая? Да безбожием другая. На Западе — протестантизм, там не исповедуются и не причащаются. У нас — последствия безбожия и богоборчества. Так неужели идти вслед этому? А если ты боишься прослыть некрасивой из-за того, что не носишь мини-юбок, не красишь ногтей и не распускаешь волосы, так поверь, найдется тот человек, кто примет и полюбит тебя именно такой, за твою внутреннюю красоту и скромность. И такие отношения будут искренними и долговечными. Вот как у нас с твоим папой, и слава Богу, что мы встретились с твоим отцом». Дочь протянула: «Так то — папа...» А я предложила: «Вот он вечером придет, ты у него сама обо всем спроси, он с удовольствием расскажет».

«Ты думаешь — в мое время все девушки ходили едва ли не в парандже? Вовсе нет. Всякие были девчонки, и такие были, как и твои подруги теперь. Но тогда это считалось самой настоящей революцией. И мне тоже хотелось быть «передовой». Но моя бабушка, Царство ей Небесное, однажды сказала мне, что девичье тело должно быть открываемо только мужу. Рассказала мне о «старинных» отношениях, о длинных платьях, о головных уборах, о тщательно прибранных волосах. О том трепете, с каким муж относился к своей жене из-за того, что вся она была для него — сплошная тайна, верх целомудрия. Согласись, как целомудренно, разумно и в то же время романтично.

Монахиней дразнят — радуйся. Помнишь? «...Блаженны есте, егда поносят вас и изженут и творят вам зол глагол имени Моего ради, радуйтеся и веселитеся, яко мзда ваша многа на небесех». И еще, помнишь «какая польза человеку, если он мир приобрящет, а душу свою погубит». Да, батюшка наш когда-то говорил тебе, что христианство — это не лозунг, о нем не кричат на углах. Христианство исповедуют. Своим поведением, своим отношением к миру и к людям. Своей любовью к Богу. Не получится ли так, как в евангельской притче: «Отойди от Меня, не знаю тебя»? А если тебя еще и наши общинники в мини-юбке увидят, как ты их соблазнишь! Скажут, что ты лицемерка: в церкви — скромница, на улице — распутница. Хорошо ли? Ведь все можно вытерпеть, для верующего человека нет непосильных вещей, Господь даст — справишься и с этим искушением.

"Давай-ка лучше не плакать и не расстраиваться. Давай посмотрим, что можно придумать нового и красивого из того, что уже есть, что-то добавить, как-то подкроить, мы же с тобой, слава Богу, вон какие умелицы и выдумщицы!"

Вечером Вера расспросила отца, как и где мы познакомились, чем я его привлекла. Василий, тихо улыбаясь, ответил, что познакомились мы в библиотеке (что было правдой). Он долго приглядывался ко мне, не решаясь подойти и познакомиться. Муж сказал, что я поразила его своей скромностью, застенчивостью. «Мама была такая маленькая, хрупкая, с косой, улыбка кроткая.... Как будто бы из прошлого века — такая она была необычная, нездешняя что ли; таких, как она, среди остальных девушек не было. Так хотелось ее оберегать, защищать, заботиться о ней, как о редком цветке. Вот я и...»

Верочка надолго задумалась, а потом пожалела, что таких парней, как наш папа, теперь, наверное, уже и не осталось. Но я ей возразила, сказав, что Господь, конечно же, приберег для нее хоть одного хорошего молодого человека, нужно только подождать, молиться и вести себя благоразумно и благочестиво.

Прошло время, а моя Верочка одевается с большим вкусом, все сама себе шьет, и скромно, и красиво, и к лицу. И Павел вот ее полюбил за ее скромность. Все Бог дал.